В Италию в январе. Немыслимый подарок к моему Д.Р. День 10. Галерея Академии

Я давно заметил, что в первое посещение какого-нибудь музея происходит нечто вроде мысленной инвентаризации экспонатов и выборки каких-то наиболее для тебя интересных. Редко когда при этом удается что-нибудь всерьез рассмотреть. В этот раз мне было проще, чем обычно, рассказать о некоторых своих впечатлениях, поскольку я мог оживить их в моей памяти, пользуясь Катиным фотоотчетом.

В галерее Академии собрана отличная коллекция живописи , по которой можно было проследить, каким образом происходил в то время переход от иконописи по византийским канонам к живописи Ренессанса.
Наверное, более всего византийскому канону соответствует Мадонна XIV в, неизвестного художника, венецианско-византийской школы. Классический абрис фигур и строгий до аскетизма наряд Богоматери и младенца,– все это, конечно, от Византии, но явно от Венеции мягкие закругленные черты лика Богоматери, на котором почти чужеродными выглядят большие восточные глаза.

Но если в иконе Паоло Венециано еще многое можно увидеть от Византии, (и не только в ликах ангелов и даже самой Богоматери), то ничего подобного уже не обнаруживается, когда мы перейдем к «Полиптиху...» работы Микеле де Маттео (1410 – 1469). Наиболее интересным в этой работе мне показался второй ряд картин–икон. В центре, как и положено, находится Богоматерь с младенцем. У нее просветленное лицо матери, в котором читается радостное умиление и благодарность. Младенец на ее коленях – весь как будто светится, и темносинее однотонное платье Богоматери служит контрастным фоном для исходящего от него сияния. И золотые нимбы у них на головах – это, чтобы мы не забывали, что здесь нам представлены святые.

А справа и слева от Мадонны изображены фигуры «девушек»: а это, между прочим, святые Екатерина, Мария Магдалина, Лючия и Елена. Все они красивы, как на подбор, хоть сейчас на конкурс красоты! Их наряды удивительно живописны и разнообразны, ни одной повторяющейся линии силуэта или складки/окраски одежды. Может показаться, что это просто подруги Богоматери, что пришли порадоваться вместе с ней.

Здесь, в галерее Академии, я сделал для себя открытие – впервые увидел Джованни Беллини (1430-1433 – 1516). Искусствоведы могут меня осудить за такое невежество, но, что поделаешь, не было случая мне раньше увидеть полотна этого художника – в Эрмитаже их нет, в Италии я никогда не бывал, да и вообще на Запад мне долгое время дороги не было.

В Венеции Беллини для меня начался с картины-иконы «Мадонна с младенцем и шестью святыми», исполненной для алтаря церкви Сан-Джоббе в Венеции (1478-1480).

На этой картине совершенно бесподобно выполнен образ Богоматери. В нем нет даже тени от аскетизма и строгости, качeств, диктуемых византийскими канонами. Вроде бы это лицо обычной женщины-матери, но ee лик исполнен кротости, спокойствия и достоинства. Она родила сына! – чего вам еще надо? Все это великолепно дополняется белоснежным платом, наброшенным на плечи, и одеянием глубокого синего цвета в совершенно умопомрачительных складках. Во взорах святых, стоящих справа и слева от Богоматери, читается умиление и восторг от счастья ее лицезреть, и радостны лица музыкантов, славящих Мадонну

Слов нет, картина производит впечатление своей живописностью, как и тем, что алтарный образ так искусно вписан в интерьер храма, что создает иллюзию продолжения храмового пространства. Но пожалуй, еще важнее то, что она пронизана духом сакральности изображаемого – что и требуется от иконы, как предмета поклонения для верующих.

В Галерее представлено около десятка Мадонн, выполненных Беллини, и в целом они могут рассматриваться как художественное описание жизни Богоматери. Среди них мне особенно запомнилось «Благовещенье» (1500 г). Известно множество вариантов картин на сюжет «Благовещенья», но пожалуй у Беллини, более, чем у других фигура архангелa Гавриилa выполнена в столь динамичном стиле – он буквально врывается в покои Девы Марии, показывая всем своим видом, что он принес в дом Весть чрезвычайной важности

К этой же серии можно отнести еще один портрет Мадонны (1460 – 1464), где она представлена в темном одеянии. Здесь младенец на ее руках совершенно счастлив и готов выпрыгнуть из рамок картины, но в лице Богоматери читается такая невероятная скорбь, как будто она интуитивно чувствует всю трагичность того, что еще придется пережить ей и ее сыну. Об этом же свидетельствуют руки Богоматери, которые не просто удерживают младенца на коленях, но прижимают его к себе, будто бы она боится отпускать его во внешний Мир.

И как завершающий аккорд всей этой, почти биографической серии дается «Пьета» (Донна далле Роза) (1505 г). Признаюсь, на меня именно эта картина произвела наибольшее впечатление. На ней Беллини с удивительной силой смог передать трагедию случившегося. Безжизненное тело Христа на коленях Богоматери... Ее глаза закрыты, лицо изборождено морщинами и в нем только горе и безмерная человеческая скорбь...Она все та же, с евангельских времен и до наших дней.
Это впечатление усугубляется еще и тем, что вся сцена дается на фоне вполне реалистического пейзажа, в котором угадываются хорошо знакомые современникам дворцы и замки Виченцы и Равенны. Наверное, можно говорить о том, что здесь стираются грани между условностью иконописи и правдивостью живописного изображения. В этой связи мне вспомнилось высказывание известного знатока русской иконы Ю. A. Олсуфьева, который в одной из своих работ 1920-х годов написал, что “…надо подходить к иконе, как к чудесному, как стоящему вне нашей повседневной жизни. Только при таком отношении вы сможете к ней приблизиться, только с таким благоговейным чувством вы сможете услышать её вещий голос. Икона не картина, где с творчеством вливается дольнее… В иконописи мы видим общее объединяющее духовное начало, единый образ красоты, то, что может быть названо святостью, и в том отличительная сторона её в рядах искусства».

Конечно, я не мог пройти мимо картин Витторе Карпаччо (1465 – 1526), столь любимого Катей. Похоже, что и меня он завоевал своей непосредственностью и даже, я бы сказал безыскусностью. Судя по всему, художник очень любил людей. По разным поводам он собирал их толпами и далее с особой тщательностью выписывал каждого из них. Сюжет картины мог быть сказочным или религиозным - не так важно для него. Он со всей тщательностью мог рисовать дракона или собачку, бродяжку или богатого венецианца – собственно поведение обычных людей в заданных им обстоятельствах и являлось предметом его живейшего интереса. Но в Катиных фото и комментариях к ним так полно представлен этот художник, что я пожалуй воздержусь от более подробного о нем разговора.

И еще несколько слов в продолжение темы. Копия картины выполнена очень тщательно, но все-таки в отличие от оригинала она выглядит более приземленно, почти буднично и в ней не чувствуется всей значительности запечатленного момента - Благовещения. Чтобы как-то разбавить «серьезность» своего повествования, добавлю, что даже такой известный охальник и почти святотатец, как А. С., никогда бы не написал свою хулиганскую поэму, если бы пред ним в качестве иконы была «Мария Аннунциата» работы Антонелло да Мессины. Ведь на иконе нет никакого Гавриила, а без него пропадает весь нехитрый сюжет поэмы.